На процессе о махинациях в Минобороны, которые, по мнению следствия, нанесли казне ущерб в 3 млрд руб., в качестве свидетелей чередуются представители "старой гвардии" и "молодые люди", занимавшиеся имуществом военного ведомства в период, когда профильный департамент в нем возглавляла главная героиня дела – Евгения Васильева. Один рассказал, как пытался саботировать подготовку к продаже активов, а другой – что часто они выставлялись на продажу по такой высокой цене, что покупателей не было.
Вчера в Пресненском районном суде на процессе по делу "Оборонсервиса" допросили Евгения Лесникова, который в 2012–2014 годах занимал должность исполнительного директора ОАО "23-й Государственный морской проектный институт". В процессе реорганизации, которую проводил Департамент имущественных отношений Минобороны при министре Анатолии Сердюкове, впоследствии обвиненном в халатности (ч. 1 ст. 293 УК – до трех месяцев ареста), но позже амнистированном, этот институт вместе с еще четырьмя стал филиалом ОАО "31-й Государственный проектный институт специального строительства".
Последовавшая затем приватизация последнего – наиболее "дорогой" фрагмент дела "Оборонсервиса". По версии следствия, казна потеряла 2,6 млрд руб. на продаже по заниженным ценам комплекса зданий 31-го ГПИСС на Смоленском бульваре в Москве (эта недвижимость была продана ООО "Теорема", гендиректором которого был ныне покойный Сергей Амелин, знакомый Сердюкова) и акций института. 29,9% получило ОАО "Сосновоборэлектромонтаж", принадлежавшее бизнесмену и экс-замминистра обороны Геннадию Нагинскому, а 70% – ООО "ВитаПроджект", которое следствие связывает с бывшим директором ДИО Евгенией Васильевой. Она главная фигурантка "дела "Оборонсервиса", обвиняется по 12 эпизодам по ст. 159, 174.1, 285 и 286 УК РФ (мошенничество, легализация денежных средств или иного имущества, превышение и злоупотребление должностными полномочиями – до 10 лет лишения свободы).
21-й ГМПИ базируется в Санкт-Петербурге и выполняет проектирование и другие работы в интересах Военно-морского флота. Поднявшись на трибуну, Лесников аккуратно разложил перед собой бумаги. "Я делал пометки и собрал кое-какие документы, могу я ими пользоваться?" – спросил он и, получив разрешение, начал отвечать на вопрос прокурора Андрея Обухова о реорганизации института.
"Люди были им не нужны. Остались только генеральный директор, главный бухгалтер и так далее, – рассказывал он. – Люди были уволены и приняты на работу в филиал". Под "людьми" свидетель подразумевал инженеров и научных сотрудников института. А имущество, по его словам, отошло в собственность 234-го строительного управления (о его роли в реорганизации уже говорилось на процессе. – "Право.Ru). Затем поступило указание составить заявки со списками оборудования и производственных площадей, необходимых для работы. Заявки подавались в "Оборонстрой" – субхолдинг "Оборонсервиса". Теперь движимое имущество институту пришлось выкупать, а помещения – арендовать.
– Филиал арендовал все помещения, которые до реорганизации занимал институт? – спросил Обухов.
– Нет, не все, – отвечал свидетель. – Нам дали около 50%, хотя мы делали заявку на все площади.
– А оставшиеся помещения для вашей деятельности не нужны? – уточнил прокурор.
– Нужны, но… Чего там брать – поезд ушел, – невесело рассмеялся Лесников. – Там ремонт очень дорогой, какие-то другие люди. Там уже хорошо все.
Показания Лесникова созвучны с рассказом другого свидетеля – Александра Климова, которого допросили в предыдущую пятницу, 3 октября. Карьера Климова в 31-м ГПИСС началась в 1983 году с должности старшего инженера. В 2009 году он занял пост генерального директора, с февраля 2011 года, в "васильевский" период, работал исполнительным директором, затем исполняющим обязанности гендиректора, а с января 2014 года вернулся на высший пост в институте.
Сперва Обухов расспросил Климова об оценке стоимости имущественного комплекса института, которая имела место в конце 2010 года. Как ответил свидетель, она якобы нужна для получения кредита банка "ВТБ" под залог имущества. Результаты оценки он не назвал, зато рассказал об арендаторах, которые пользовались площадями института в 2010-м и первой половине 2011 года. Это были благотворительный фонд "Единомыслие", арендовавший 150 кв. м, и Счетная палата, которая безвозмездно занимала около 2000 кв. м.
Потом, по словам Климова, отношения с ними решили прекратить. В октябре или ноябре 2011 года он присутствовал на "совещании вышестоящих лиц", в том числе министра обороны Сердюкова и представителей ДИО ("каких-то молодых людей", как он выразился). Там Климову дали задание освободить помещения института от арендаторов. Я сразу догадался, что речь идет о подготовке зданий к продаже, поэтому поручение саботировал, признался свидетель.
Предвидел Климов, по его словам, и свое устранение с поста гендиректора, которое состоялось через год после акционирования (раньше увольнение невозможно по закону). Он вспоминал, как в феврале 2011 года в институт приехала Наталья Дынькова и показала Климову протокол заседания совета директоров о прекращении его полномочий. На вопрос свидетеля о причине увольнения она, по его словам, ответила, что проверка в третьем квартале 2010 года нашла нарушения, и Климов подумал, что речь идет об убытке по итогам трех кварталов года. "У нас такая специфика работы, – вспомнил Климов свое возражение. – Платежи поступают в самом конце года. Год мы, как обычно, закончили с прибылью". На это Дынькова, по словам Климова, ничего не могла ответить.
Дынькова руководила 31-м ГПИСС с февраля по апрель 2011 года. А летом этого года она была признана виновной по пп. "а", "б" ч. 2 ст. 165 УК (причинение имущественного ущерба собственнику, совершенное группой лиц по предварительному сговору и причинившее особо крупный ущерб) и получила за это четыре года. Вину свою не признала. А в 2011-м Дынькова показалась Климову наиболее старательной из всех последующих директоров. Они все при вступлении в должность плохо понимали, как работает институт, говорил он, но Дынькова хотя бы пыталась во все вникать.
В период ее руководства Климов узнал и о готовящейся реорганизации института. В феврале или марте 2011 года она, по словам свидетеля, показала ему директиву, где содержался план реорганизации, последним этапом которой, по словам свидетеля, была ликвидация 31-го ГПИСС. Дынькова, как вспомнил Климов, была решительно против, но на вопросы Климова, что же делать, она разводила руками и говорила: "Поживем – увидим".
Позднее, когда вопросы задавали защитники, адвокат Васильевой Харитонов вернулся к последнему пункту плана реорганизации.
– Вы сказали слово "ликвидация", но на самом деле там написано "реализация".
– Да, действительно, – глянула в документы судья Татьяна Васюченко. – Написано через черточку: ликвидация/реализация.
– Не ликвидация, а реализация, – повторил Харитонов, глядя на Климова.
– Не убеждайте свидетеля, а спрашивайте его! – сделала замечание судья.
– Верно, – сказал Климов. – Реализация – это продажа, что и произошло. Отдали институт в частные руки, – закончил он. Видимо, противоречий в своих показаниях свидетель не увидел.
В результате такой реорганизации, продолжил Климов, 234-е СУ стало собственником недвижимости и средств производства. Как и филиалы 31-го ГПИСС, сам институт должен был выкупать оборудование (по словам Климова, на это тратилось около 50 млн руб. в год) и арендовать площади. В 2013 году затраты на аренду составили порядка 250 млн руб., а в 2014-м ожидается увеличение до 350 млн руб., рассказал он.
После Климова перед судом выступил Антон Балановский, хорошо подходивший под определение "молодых людей из ДИО". Он работал генеральным директором 31-го ГПИСС с декабря 2011 года по февраль 2012-го, а до этого, с сентября 2010 года, занимался в департаменте Васильевой вопросами управления федеральным имуществом.
– Были ли вы членом совета директоров "Оборонстроя"? – спросила у Балановского прокурор Пашковская.
– Да. С осени 2011 года начали приносить протоколы.
– Вам показывали протокол, что вы избраны членом совета его директоров? – продолжала допрос Пашковская.
– Нет.
– Тогда откуда вы узнали о том, что стали членом совета директоров?
– Была общая директива [Минобороны] о смене совета директоров, – ответил Балановский.
– Были членом совета директоров 31-го ГПИСС?
– Скорее всего, да, – прежним ровным тоном сказал Балановский.
– Знакома ли вам фамилия Мальцев?
– Нет.
Прокуроры переглянулись.
– Ваша честь, – сказала Пашковская. – Прошу показать свидетелю материалы дела.
И Балановскому дали документ, начало которого зачитала судья: "30 ноября 2011 года, протокол собрания совета директоров, участвовали: Дынькова, Васильева, Кольная, Балановский, Мальцев, решили создать следующие филиалы и внести в устав изменения…"
– Вам известен этот документ? – спросила Пашковская.
После секундной паузы Балановский изрек:
– Да, подпись моя. Значит, известен.
– А были вы членом совета директоров 23-го ГМПИ?
– Возможно.
– 54-го ЦПИ?
– Аналогично.
– Что это значит? – поинтересовалась прокурор.
Балановский ответил, что он подписывал протоколы, но это не было его главной задачей на работе. Очно в собраниях он не участвовал, а когда приносили документы, то голосовал в соответствии с директивами, сверяя с ними тексты протоколов, но в их содержание не вдумывался.
Затем свидетель ответил на вопрос прокурора Пашковской о том, какие задачи ему как гендиректору 31-го ГПИСС ставила Васильева. По его словам, главной целью его работы она назвала реорганизацию института. Нужно было сформировать филиалы, обеспечить их нужным имуществом, заняться трудовыми договорами и заключением контрактов с Федеральным агентством специального строительства. На вопрос Пашковской, кто был фактическим руководителем Балановского, тот назвал фамилию Васильевой. Той такая формулировка, судя по всему, не понравилась.
– Когда я была председателем совета директоров 31-го ГПИСС, я действовала в соответствии с уставом? – спросила она.
– Я не юрист, не могу ответить на этот вопрос.
– Вы с уставом знакомы? – мягко и покровительственно задала Васильева уточняющий вопрос.
– Читал.
– Скажите, генеральный директор кому подчинялся?
– Совету директоров и его председателю, – ответил Балановский, а Васильева довольно хмыкнула.
– Вносила ли я изменения в планы оплат? – последовал новый вопрос.
– Крайне редко.
Далее Васильева вернулась к предыдущему месту работы свидетеля в ДИО Минобороны. Она спросила, насколько эффективно шли продажи имущества военного ведомства.
– Это вопрос спорный, потому что некоторые объекты выставлялись по три-четыре раза, – ответил Балановский.
– О чем это говорило с точки зрения цены объектов? – опять последовал наводящий вопрос, и теперь свидетель ответил, что это было показателем высокой стоимости. "За такие цены объекты были покупателям неинтересны," – сказал Балановский. В целом работу Васильевой в ДИО он оценил положительно, управление имуществом назвал рациональным.
Сегодня допрос свидетелей продолжается.
