Эксперты продолжают обсуждать предложенный Верховным судом РФ проект федерального закона о внесении изменений в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство в связи с введением категории судебного проступка. Сможет ли он достичь заявленных целей, направленных на гуманизацию уголовного законодательства? Об этом в авторской колонке рассуждает Юлия Радостева, старший юрист АБ «Пучков и партнеры», доцент кафедры уголовного права УрГЮУ (Екатеринбург).
Верховным судом предлагается ввести в Уголовный кодекс РФ новую категорию – уголовный проступок, под которым понимается преступление небольшой тяжести, за которое не предусмотрено наказание в виде лишения свободы.
Для совершеннолетних, впервые совершивших уголовный проступок, проект предусматривает обязательное освобождение от уголовной ответственности с применением мер уголовно-правового характера, а именно: судебного штрафа, обязательных или исправительных работ. Что касается несовершеннолетних, то для них и вовсе все может ограничиться принудительными мерами воспитательного характера. Для лиц, совершивших иные преступления небольшой и средней тяжести, освобождение от уголовной ответственности с применением мер уголовно-правового характера уже допустимо по усмотрению правоприменителя с возложением обязанности возместить ущерб или иным образом загладить причиненный преступлением вред.
Идея авторов законопроекта мотивирована необходимостью проведения качественных различий главным образом между преступлениями одной категории – небольшой тяжести, предусматривающими или не предусматривающими наказание в виде лишения свободы, в частности, нивелирования последствий судимости за совершение деяний, которые, как пояснял председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев, по степени общественной опасности «уже не преступления, это ниже, но и строже административного наказания».
На сегодняшний день уголовно-правовая оценка деяний, относимых к одной категории «преступлений небольшой тяжести», создает предпосылку потенциально равного объема и тяжести возможных негативных последствий для лица его совершившего, несмотря на наличие или отсутствие в санкции такого наказания, как лишение свободы. Например, срок погашения судимости сейчас зависит лишь от порядка назначения наказания (условно или реально) и от его вида (связано или нет с лишением свободы). В тоже время будущие отрицательные социальные последствия самой судимости, о которых зачастую даже и не задумывается осужденный, такие как ограничения в занятии отдельными видами деятельности (педагогической, предпринимательской, трудовой и т. д.), приобретении оружия, обучении на военной кафедре по программе военной подготовки, призыве на военную службу, выборе профессии и места работы, усыновлении или опеке (попечительстве), кредитовании и многие другие, для данных лиц уравнены. Именно на устранение их репрессивно-карательного потенциала и направлено в первую очередь предложенное реформирование уголовного законодательства.
С одной стороны, сама идея указанной новеллы на фоне постоянно высказываемых критических замечаний об излишне высокой степени криминализированности уголовного законодательства бесспорно позитивна. Тем более предлагаемые при освобождении лица меры уголовно-правового воздействия, выраженные в материальных взысканиях или удержаниях и/или ограничениях в сфере трудовой деятельности, не означают полную безнаказанность содеянного. Наоборот, лицо в полной мере несет негативные последствия совершенного им уголовного проступка.
С другой, реализация задуманного весьма далека от совершенства, а поставленные цели и задачи вряд ли в полной мере достижимы. Так предложенный вариант устранения репрессивности последствий судимости, вообще никак не учитывает содержательную наполненность норм иных отраслей права, конкретизирующих их не только через наличие не снятой или не погашенной судимости, но и сам факт уголовного преследования в отношении лица, пусть даже и прекращенного по нереабилитирующим основаниям, что закреплено в нормах Семейного кодекса РФ, Федерального закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», Федерального закона «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» и других. С этой позиции эффект от предложенной новеллы равен нулю.
Да и перечень преступлений, подпадающих под категорию уголовного проступка, в условиях существующей разбалансированности системы наказаний не столь логически выверен. Возьмем, к примеру, ст. 294 УК РФ, устанавливающую ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, где вмешательство в деятельность суда в целях воспрепятствования осуществлению правосудия, с учетом санкции части первой, предусматривающей лишение свободы, не может быть признано уголовным проступком, в отличие от вмешательства в деятельность прокурора, следователя или лица, производящего дознание, в целях воспрепятствования производству предварительного следствия. И даже тот факт, что вмешательство в деятельность участников уголовного судопроизводства со стороны защиты вообще не получило специальной криминализации в уголовном законе, несмотря на провозглашенное равноправие сторон защиты и обвинения, не является логичным объяснением подобной градации в части наказуемости содеянного и его последующей уголовно-правовой оценке.
При этом степень общественной опасности ряда преступлений, возможно, относимых к уголовным проступкам, не так уж и низка, тем более ряд из них является так называемыми многообъектными преступлениями, посягающими сразу на несколько охраняемых уголовным законом социально значимых ценностей, благ и интересов, как, например, ч. 1 ст. 217.2 УК РФ, устанавливающая ответственность за дачу экспертом в области промышленной безопасности заведомо ложного заключения экспертизы промышленной безопасности, если это могло повлечь смерть человека либо повлекло причинение крупного ущерба.
К тому же сохранение в уголовном законе норм с судебной или административной преюдицией при одновременном введении института уголовного проступка и без того сотрет достаточно тонкую грань в основаниях криминализации. Тем более что дефиниция уголовного проступка по непонятным причинам включена не в ст. 14 УК РФ, посвященную вопросам преступного и непреступного (малозначительного деяния), что было бы более логичным, а в норму о категориях преступления, да и сформулирована через определение преступления, что опять же само по себе создает неопределенность в его правовой природе. Так все-таки это преступление или нечто иное?
Изложенное позволяет заключить, что уголовный закон действительно нуждается в реформировании и оптимизации, но ждать этого от предложенных нововведений, тем более с учетом имеющихся в них дефектов законодательной техники, вне общесистемного единства законодательства в целом весьма сомнительно.
