ПРАВО.ru
Сюжеты
23 июня 2014, 14:40

Один следователь, семь дней, 450 000 бутылок водки

Один следователь, семь дней, 450 000 бутылок водки
Фото с сайта www.omsk300.ru

Европейский суд по правам человека разобрал дело о крупной партии алкоголя, которую еще в 1990-х завезли в Калининград. Водка, или, по крайней мере то, что содержалось в бутылках с соответствующей этикеткой, была после изъятия милицией уничтожена, причем, если верить рапорту, подозрительно быстро. А может, и нет: похожие бутылки потом еще найдут в частном гараже.

Рекорды по уничтожению алкоголя

ООО "Уния" и Belcourt Trading Company пошли в ЕСПЧ в надежде получить возмещение за собственность, которую изъяли у них в России: жалобы объединили в одно дело. Первый заявитель, российская компания "Уния", в данный момент проходит через процедуру ликвидации, второй – Belcourt – изначально был зарегистрирован в Ирландии, затем переместился в США и, наконец, в 2001 году – в Белиз. В Белизе директором фирмы выступил Александр Головкин, который также был главой филиала "Унии" в Калининграде. 

Между 1997 и 1998 годами "Уния" импортировала несколько партий алкоголя в Калининградскую область по контракту с Belcourt. В апреле 1998 года милиция начала расследование по подозрению в нелегальном импорте алкоголя. Для торговли водкой была необходима лицензия, однако груз был зарегистрирован как спиртосодержащая жидкость, для которой лицензии не требовалось. Головкина, являвшегося на тот момент директором "Унии" в Калининграде, обвинили в отсутствии лицензии на импорт и хранение нелегальной продукции, а также в получении неучтенной прибыли в размере 7,6 млн руб. В мае 2005 года Балтийский районный суд Калининградской области признал Головкина виновным в нелегальной торговле, другие обвинения были сняты. В сентябре того же года Калининградский областной суд отменил это решение и прекратил дело из-за истечения срока давности.

В 1998 году по распоряжению следователя, занимавшегося делом Головкина, полиция изъяла более 450 000 литровых бутылок из оспариваемой поставки алкоголя; из них 120 317 бутылок по документам принадлежали "Унии", а 337 104 – Belcourt. Изъятие было оформлено в виде постановления о наложении ареста на имущество и о производстве выемки. Вскоре были проведены две экспертизы продукции. Одна из них показала, что жидкость изготовлена из спирта, пригодного к употреблению, и частично может быть квалифицирована как водка, а частично как биттер, то есть горькая настойка. Вторая экспертиза показала, что в жидкости отсутствуют некоторые компоненты, указанные на упаковке, а спирт не является пищевым и при употреблении может причинить вред здоровью. Следователь оформил продукцию как бесхозную и распорядился уничтожить ее. Осенью 1999 года от алкоголя, как указывается в отчете, избавились. Согласно рапорту, семь дней ушло на то, чтобы сжечь или слить в канализацию около 460 000 литровых бутылок алкоголя.

По поводу уничтожения партии Головкин обратился в Балтийский районный суд, который признал, что в распоряжении следователя об уничтожении вещдоков был допущен ряд процессуальных ошибок. В связи с этим было начато дополнительное расследование. Оно было проведено в 2000 году и показало, что таким способом, какой указывался в отчете, для уничтожения означенного числа бутылок с водкой понадобилось бы 462 рабочих дня. По примерным подсчетам, за семь дней можно было уничтожить лишь 2% продукции. Куда делись остальные 98%, осталось неизвестным. Поскольку представители "Унии" отрицали, что партия алкоголя принадлежала этой компании, а процесс против Головкина еще не закончился, следователь имел основания счесть эту собственность бесхозной. К тому же экспертиза признала жидкость не пригодной к употреблению. Данные аргументы были приведены в качестве оправдания действий следователя. Ленинградский районный суд г. Калининграда согласился и закрыл дело.

В 2003 году Головкин снова обратился в суд, требуя признать уничтожение партии алкоголя незаконным. Однако в удовлетворении его жалобы суд отказал на том основании, что товар не принадлежал лично истцу, а процесс против него еще не закончился и не известно, будут ли в нем новые факты или обвинения. После этого Головкин в качестве представителя "Унии" и сама фирма как юридическое лицо неоднократно обращались в разные судебные инстанции, но безрезультатно. В январе 2011 года, однако, "Унии" удалось доказать свои права на алкоголь, и Балтийский районный суд постановил выплатить компании 52,5 млн рублей. Весной эти деньги еще не были перечислены, а между тем началась ликвидация компании из-за неуплаты налогов, и "Уния" утратила право на денежное возмещение. Головкин обратился в Московский областной суд с просьбой заменить прежний приказ новым, поскольку "Уния" передала ему права на получение компенсации, однако суд его просьбу не удовлетворил. После этого в Московский областной суд обратилась и Belcourt, ища возмещения в пользу "Унии" и ссылаясь на их новый контракт от 15 июня 2011 года. Это разбирательство еще не закончено.

Между тем в 1999 году в гараже некоего третьего лица было обнаружено 37 184 бутылки с этикетками "Уния" и "Экстра-Уния". Головкин предположил, что они были из партии, которая якобы была уничтожена, и отправился в суд доказывать свое право на эту часть продукции. В августе 2009 году Калининградский облсуд признал право "Унии" на возмещение стоимости найденных бутылок и постановил выплатить компании 17,4 млн руб.

Параллельно права на собственность отстаивал второй заявитель – Belcourt. В 2001 году компания подала иск в Арбитражный суд Калининградской области, требуя возмещения за уничтоженные властями 337 104 литров алкоголя. "Уния" выступала в качестве третьего лица. Суд вынес решение в пользу истца, однако на этапе апелляции суд полностью отказал компании в удовлетворении иска, указав на то, что продукция была изъята в ходе законных действий следователя. В течение последующих лет Belcourt с переменным успехом боролась за право на компенсацию в судах разных инстанций, пока, наконец, в 2010 году Балтийский районный суд не признал, что компания обладала правами на часть уничтоженных бутылок, и не постановил, чтобы Министерство финансов выплатило Belcourt 74,5 млн руб. Данная сумма, вместе с доплатой за инфляцию в связи с долгой невыплатой, была в 2012 году перечислена на счет компании.

Еще в 1998 году "Уния" и Belcourt заключили дополнительное соглашение о поставке в Калининград другой партии алкоголя. Более миллиона бутылок прибыло, но все они были изъяты еще до того, как прошли растаможку. "Уния" приняла и импортировала эту продукцию без предоплаты. Между собой компании заключили договор, по которому "Уния" признавала долг и обязалась его выплатить при первой возможности. В течение нескольких лет партнеры пытались в суде установить право на изъятый алкоголь и спасти его от участи, которая постигла предыдущую партию бутылок. Но вторую партию сохранить тоже не удалось.

Компании-заявители убеждены, что государство, уничтожив две партии алкоголя, нарушило ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, охраняющую право на собственность. "Уния" утверждала в ЕСПЧ, что должна была получить компенсацию за первую партию, а компания Belcourt пришла к выводу, что выплаченная за первую партию сумма была недостаточной, поскольку не возмещала нематериальный ущерб, связанный с годами тяжб, а за вторую партию компенсации не было вовсе. Заявители также пожаловались на нарушение ст. 6 Конвенции, гарантирующей право на эффективное правосудие, и сослались на ст. 41, гарантирующую компенсацию в случае нарушения их прав.

Государство возразило: за первую уничтоженную партию обеим компаниям назначили компенсацию, и "Уния" не получила ее только потому, что была ликвидирована. Правительство также настаивало на исключении "Унии" из числа пострадавших на том основании, что она больше не существует. Что касается второй партии алкоголя, государство сослалось на контракт между компаниями и указало на то, что владелец бутылок в этой запутанной истории так и не был установлен. Поэтому, хотя в свете последних расследований по делу уничтожение второй партии можно счесть незаконным, компенсация за это Belcourt не положена.

Страсбургский суд решил, что, раз "Уния" была ликвидирована по причинам, не связанным с тяжбой, претензий к правительству по этому пункту у нее больше быть не должно, ведь компенсация ей была назначена. Что же касается второго заявителя, то и он не может в случае ликвидации первой партии алкоголя претендовать на дополнительные деньги, поскольку своевременно не подал апелляцию в национальный суд по вопросу суммы компенсации. Однако, судя по контракту между компаниями, на которые ссылается ответчик, Belcourt остается владельцем продукции до тех пор, пока "Уния" не выплатит полную ее стоимость. За вторую партию "Уния" так и не расплатилась, следовательно, Belcourt остался владельцем продукции и может рассчитывать на компенсацию. Невыплата ее означает нарушение ст.1 Протокола № 1. В ряде недочетов, допущенных правосудием, ЕСПЧ обнаружил нарушения и ст. 6 Конвенции. Заявление о нарушении ст. 41 суд решил удовлетворить только в части возмещения материальных потерь, поскольку решение суда в данном случае само по себе является достаточной компенсацией нематериального ущерба. Первый и второй заявители требовали $27 400 и $23 200 соответственно на оплату услуг адвокатов. ЕСПЧ удовлетворил эти требования и назначил дополнительные $3 млн Belcourt в виде компенсации ущерба в связи с уничтожением второй партии алкоголя.

Очевидно, не мог защищать себя сам

В марте 2002 года Николай Шехов из Челябинска был арестован по обвинению в двойном убийстве. В суде его представлял адвокат по назначению. В октябре 2003 года Челябинский областной суд, при участии присяжных заседателей, приговорил заявителя к 25 годам и 11 месяцам лишения свободы. Шехов подал апелляцию, уже без помощи своего прежнего адвоката. В ней он настаивал на замене обвинения на "причинение смерти по неосторожности" и утверждал, что действовал в целях самозащиты. На слушания адвокат не явился, хотя, по заявлению государства, был предупрежден о дате заседания. Заявитель сообщил, что просил о замене адвоката, правительство, однако, по его признанию, о таком запросе ничего не знало. В январе 2004 года Верховный суд РФ сократил наказание до 25 лет и 5 месяцев лишения свободы. Заявителя поместили в ИК № 16/9 в Омске, где он оставался до января 2005 года.

По словам Шехова, он пытался подготовиться к подаче жалобы в ЕСПЧ, поэтому попросил суд прислать ему текст Конвенции, форму для заполнения жалобы и пояснительные комментарии. Но часть требуемых документов пришла с задержкой, поскольку корреспонденцию вскрывали в администрации колонии. Для дальнейшего процесса подготовки заявителю приходилось пользоваться неофициальной помощью, вместо того чтобы просить администрацию о доставке корреспонденции, за что он однажды был помещен в карцер на восемь дней. Несколько раз начальство колонии угрожало Шехову и призывало прекратить попытки отправить жалобу.

Государство утверждало, что корреспонденцию вскрывали исключительно в регистрационных целях, не цензурировали и в конечном итоге передавали заявителю. Тем не менее Шехов убежден, что начальство колонии нарушило ст. 8 Конвенции, оберегающую право на частную жизнь и тайну переписки. Он также указывал на нарушение ст. 34 (о праве каждого обратиться в суд и обязанности посредника способствовать исполнению этого права). Помимо этого Шехов пожаловался на нарушение властями ст. 6 Конвенции, поскольку, по его мнению, ряд процедурных огрехов в судебном заседании нарушил право на справедливое разбирательство.

ЕСПЧ принял во внимание то, что заявитель защищал себя сам на этапе апелляции, адвокат на слушаниях не присутствовал, между тем дело было весьма запутанным. В такой ситуации власти должны были убедиться в том, что подсудимый располагает достаточными средствами защиты. В данном случае на процессе должен был присутствовать адвокат, поскольку невозможность подсудимого защитить себя самостоятельно была очевидна. Отсутствие квалифицированного защитника ЕСПЧ счел нарушением ст. 6 Конвенции. Страсбургский суд решил, что чтение корреспонденции заявителя вызывало у него стресс, задерживало процесс изучения необходимых документов и, таким образом, мешало ему готовиться к подаче жалобы. Следовательно, в данном случае можно говорить о нарушении ст. 34. Заявитель требовал 50 000 евро в качестве компенсации нематериального ущерба, но суд назначил ему лишь 4000 евро.